О пути музыканта, жизни в рок-н-ролле и в музыке эпохи барокко, о своем участии в СВО в рамках медийного проекта ЛуганскИнформЦентра «С Донбассом в сердце» рассказывает скрипач-виртуоз из Санкт-Петербурга, доброволец СВО, давший порядка 200 концертов в составе фронтовой творческой бригады, эксперт по музыке эпохи барокко, художественный руководитель ансамбля «Солисты Екатерины Великой» Андрей Решетин.
МИССИЯ «РОДИНЫ»
Сейчас я приехал в Донбасс в составе делегации российского общественно-исторического журнала «Родина». Мы представили в Геническе и в Северодонецке новый спецвыпуск журнала-учебника «Семейные ценности», посвященного объявленному в России Году семьи, и я с удовольствием выступил с небольшими концертами перед жителями этих многострадальных городов. Эти концерты были частью нашей совместной миссии.
ПЕРВЫЕ УЧИТЕЛЯ
Закончил вначале музыкальную школу при Ленинградской консерватории по классу скрипки. Класс Аарона Кнайфеля — это был фантастический учитель. Меня туда подготовил и отдал мой первый учитель Марк Моисеевич Резников. Это был старейший и скрипач, и учитель в Петербурге. В прошлом он был музыкантом Первого императорского придворного оркестра. Окончив музыкальную школу, я автоматически поступил в консерваторию.
Вместе с моим самым близким другом Сашкой Куссулем, с которым мы закончили десятилетку, учились в консерватории, и потом вместе попали к удивительному художнику, нашему духовному отцу Борису Аксельроду. Его все звали просто Аксель. Это такое место совершенно волшебное. Помните песню «Над небом голубым — Есть город золотой»? Это как раз про это место. Анри Волохонский сочинил ее, именно сидя на мансарде Акселя. Это песня-рай. Вся жизнь происходила на мансарде. Но Акселя выгнали в 1982 году из Советского Союза, потому что он был добрейший человек. В нем не было ничего политичного или аполитичного, но он абсолютно не вписывался в какую-то общую систему, к сожалению. Это была очень большая трагедия, и мы неприкаянно искали какого-то места, которое бы походило хотя бы чем-то и давала пищу для души. И вот таким местом для Куссуля стала группа «Аквариум» — он стал первым скрипачом «Аквариума». А для меня стала таким местом другая мансарда. Мансарда выдающегося подвижника Феликса Равдоникаса, где я стал активно заниматься старинной музыкой.
ГРУППА «АКВАРИУМ»
В 1986 году погиб Сашка Кусуль. В этот момент «Аквариум» как раз готовился к первым официальным, не андеграундным концертам. Подчеркну, что в Петербурге была очень сильная андеграундная жизнь. Рок-н-ролл в ней был далеко не самым интересным. Самым интересным были вот эти вот невероятные, волшебные мансарды художников, где происходили какие-то совершенно потрясающие вещи.
И когда Сашка погиб, Боб (Борис Гребенщиков, признан иноагентом — прим. ЛИЦ) спрашивает своих музыкантов: мол, с ним друг постоянно ходил, кто-нибудь знает его? А виолончелист «Аквариума» Севка Гаккель меня хорошо знал. И говорит, мол, это Рюша, позову. Меня так все звали. И вот я сыграл четыре концерта в Октябрьском с «Аквариумом». Боб говорит мне потом, у нас гастроли — поехали. И вот так я пять лет играл в группе «Аквариум» с 87-го по 92-й год.
БОЛЬШАЯ ШКОЛА
Этот опыт был невероятно интересен — очень большая школа. Главное, конечно, счастье, потому что рок-н-ролл — это образ жизни, как известно. Мы исполняли очень разную музыку и этим «Аквариум» очень интересен. Совершенно невероятный коллектив. И я научился в «Аквариуме» тому, чего не мог получить в классическом образовании. Смотреть на музыку не глазами, а ушами. То есть там все без нот происходит. Там все, что ты сыграл, ты должен тут же запомнить и дальше уже с этим жить. Импровизация постоянная. И не только импровизация, но какие-то вещи ты должен запоминать и все время конструировать. То есть я перенес музыку из чтения нот в голову, в уши, точнее в уши и в сердце. Совсем другой путь музыки в сердце, не через глаза, а через уши. И это абсолютно правильно. И потом, конечно, там у людей было невероятное чувство ритма — у Дюши, флейтиста Андрюши Романова. Да у всех там было просто великолепное чувство ритма, которым не владеют академические музыканты. Я все это восполнил, слава Богу, дополнил свое образование, но потом вернулся в старинную музыку и совмещал некоторое время. И понял, наконец, что надо делать выбор. Потому что в старинной музыке, со своим барокко, я дошел до предела возможностей.
EARLY MUSIC
Надо было двигаться дальше, а те эмоции, которые в рок-н-ролле, этого уже не позволяли. В чем разница? Рок-н-ролл — это образ жизни, а вот «early music», то есть старинная музыка — это образ мысли. Это такое направление в исполнительской музыке. Вот я всю жизнь в этой старинной музыке и варился.
Начинал у Феликса на мансарде, у Феликса Равдоникаса, про которого я рассказывал уже. Это был величайший мастер, который делал музыкальные инструменты, занимался генетикой, занимался математикой. Он привел музыковедение к точным наукам, к «первоначалам». Он восстановил пифагорейскую теорию. Он делал переводы из наскальной живописи. Его отец — академик Равдоникас — был основоположником советской археологии. Матушка у него была ученица Павла Филонова (русский и советский художник — прим. ЛИЦ).
«MUSICA PETROPOLITANA»
Короче говоря, я жил в очень интересном месте, а потом стал продолжать это занятие. У нас образовался российский ансамбль старинной музыки «Musica Petropolitana».
В 93-м году мы заняли первое место в Амстердаме на Международном конкурсе имени Ван Вассенара — барочного голландского композитора. И Мария Леонхардт (пионер аутентичного исполнительства старинной музыки — прим. ЛИЦ) была председателем жюри этого конкурса. Это родоначальники всего этого направления: Густав Леонхардт, клавесинист, и его супруга Мария Леонхард.
И после нашей победы она к нам подошла и сказала: «Да, вы были лучше всех, мы никому не дали даже второго места, потому что рядом с вами никто не может стоять. Я вижу, что вы можете что-то, но чего-то вы еще не знаете. Если хотите, я вам покажу». И мы, конечно, согласились и она стала с нами заниматься. И потом объездили с концертами половину мира.
ДОБРОВОЛЕЦ СВО
Пойти добровольцем на войну — это всегда целый комплекс причин принятия такого решения. Во-первых, в 1991 году какие-то непонятные люди сказали мне, мол: мальчик, очень хорошо, что ты любишь Родину, но теперь Киев — это не твоя родина. Одесса — это не твоя родина. Павлодар, где я родился в Северном Казахстане, тоже не твоя родина. И все это лежало где-то в душе, а потом началась СВО.
У меня все мужчины в роду в таких ситуациях брали ружье, оставляли все дела, оставляли семьи — своих жен, которых они любят, своих детей, и шли воевать, и это нормально. Это правильно. Потому, что мы принадлежим России, мы ее дети. И мы возвращаем свой долг. Мой дед форсировал Днепр. И я встал под ружье точно так же. Киев — это мой город — я не отказываюсь от Киева. И никто меня не заставит отказаться от этого. Это мой город, это моя история. СВО — это не вопрос земли, это вопрос памяти. А я всю жизнь занимался только памятью. Старинная музыка — это просто повод заниматься памятью, тем, что ушло из памяти. Что тебе бесконечно дорого. У меня есть семья: трое детей, внук, великолепная жена. Она поплакала-поплакала, конечно, как водится, да и стала собирать меня в дорогу.
Когда я приехал на фронт, то привез с собой пол рюкзака медикаментов, которые мы потом раздали. Попал в первую фронтовую творческую бригаду, куда меня определило Министерство обороны. У нас был очень небольшой коллектив, и мы ездили по всему фронту, по Херсонскому, по Запорожскому, а потом по Луганскому и Харьковскому. Только когда мы были на Херсонском направлении, у нас было около 160 концертов за первые пять месяцев, а так — заметно больше. Сейчас я в отставке, старикашка — мне 61 год, отправили меня в отставку в начале января этого года.
ДРЕВО ЖИЗНИ И ДРЕВО СМЕРТИ
В раю росли два древа: древо жизни и древо смерти. И тот, кто вкушал от древа смерти, того тянет назад. Я видел людей, которым ноги оторвало. Они осваивали протезы и возвращались в строй. У меня не получается встать в строй вот таким образом. Потому что Бог на все имеет для каждого из нас свой план. И не надо ему противиться. Но быть здесь — это для меня огромное счастье. Тем более, с таким коллективом, как журнал «Родина», как эти журналисты — самые лучшие мастера в своей профессии. И они говорят о том же самом, чем занимался я, о нашей исторической памяти, приводя ее и крупными мазками, и в мелочах. Вот так.
Я чувствую себя эти 10 дней абсолютно счастливым среди людей, которые мне очень близки духовно.
