День русского языка отмечается во всем мире 6 июня в честь дня рождения Александра Сергеевича Пушкина. В 225-летний юбилей великого поэта о значении личности и творческого наследия Гения ЛуганскИнформЦентру рассказывает писатель Олег Дивов.
БОГ СУДИЛ ИНАЧЕ
Строго говоря, того Пушкина, которого Россия заслужила, она так и не дождалась: поэт погиб раньше, чем смог вполне раскрыться. Однажды такая мысль приходит в голову любому, кто читает Пушкина не по школьному принуждению, а добровольно — и потом ты узнаешь, что это сказал Достоевский в 1880 году: "Жил бы Пушкин долее, так и между нами было бы, может быть, менее недоразумений и споров, чем видим теперь. Но Бог судил иначе".
Бог судил иначе — и в общественном сознании России осталась не оформленной, не проговоренной и не усвоенной, рискну сказать: по сей день, важнейшая идея, которую именно Пушкин мог облечь в простые четкие слова. Если проследить, как он работал в архивах и собирал информацию "в поле", какие документы и свидетельства очевидцев породили, с одной стороны, "Историю Пугачевского бунта", а с другой "Капитанскую дочку" — нетрудно угадать, к каким выводам толкал Пушкина его исторический и художественный поиск. Он просто не успел дорасти ни физически, ни морально, до того, когда уже не страшно облечь эти выводы в прямое ясное высказывание — и будь что будет.
СТАТЬ ВПОЛНЕ РУССКИМИ
Пушкин мог посоветовать русским стать наконец вполне русскими и понять, что поиск за рубежом готовых рецептов для России — пустое: все, что нам было полезно в европах, усвоено еще при Петре I. Для нас нет простых выходов, не та страна Русь, она космически огромна, и в ней все космически сложно.
Да, от осознания этой непростоты охватывает ужас — и вдвойне хочется простых решений. Вот как декабристам, например, чтобы бац-бац, поменяли плохого царя на хорошую республику, и все сразу наладилось. Но в России это так не работает. Давайте поймем, что мы обречены жить своим умом и искать свой особый путь. А ключи к этому пониманию — вот они, в истории Родины и истории наших предков, вписанной туда намертво. Мы стоим на плечах гигантов, собравших великую страну; попробуем узнать, как они это сделали, и почему именно так, а не иначе. Что ими двигало, кто им мешал, что их бесило, чем сердце успокоилось. Нас на этом пути ждет масса открытий.
САМИ ПОСТАРАЛИСЬ
Например, что никто никуда не идет в одиночку, и никогда ни одно судьбоносное решение не было и не будет единоличным. А если народилось поколение онегиных, это не "признак болезни общества", а просто бабахнула мина замедленного действия, заложенная еще в "Манифест о вольности дворянства". Что, конечно, болезни общества не отменяет — но ведь это вам не англичанка гадит, сами постарались.
Увы, типичный "прогрессивный мыслитель" XIX века, когда речь шла об анализе исторических процессов, мало чем отличался от нынешнего "диванного эксперта". Он не желал понимать, насколько сложен механизм государственного управления, почему так труден путь к реформам, а удачное, на взгляд обывателя, простое решение может повлечь такие непростые последствия, что лучше бы уж и не решали вовсе. Популярный философ всегда знал, кто виноват, и что делать, подсовывая публике только те идеи, которые та готова была подхватить.
И сейчас, рассматривая историю России свысока, как цепь событий, целиком зависящих от выбора конкретных лиц, типа "Екатерина проиграла в карты Аляску" или "пришел Ленин и скинул царя", даже не думая вникать в детали, наш современник живет в добровольно надетых шорах, а причина этой зашоренности — глубоко подавленный страх узнать, что легких путей и готовых рецептов не было тогда, нет сейчас, и точно не будет завтра. И 200 лет назад в информационном поле творился тот же самый, извините за выражение, инфантилизм. Лидеры общественного мнения призывали спасать Россию по европейскому образцу, а голоса консерваторов, твердившие, что это России в скором времени предстоит спасать Европу от разъедающей ее гнили. Ничего не напоминает? Либо тонули в общем шуме, либо едко высмеивались, ну, точно что-то напоминает.
АЛЬТЕРНАТИВНАЯ РОЛЕВАЯ МОДЕЛЬ
Ну и чем в таком пердимонокле нам бы помог Пушкин, который, допустим, взял бы и лет через 20 после "Онегина" дал стране, скорее всего в прозе, нового героя? Хотите верьте, хотите нет, это было бы уже немало по тем простодушным временам. Пушкин мог предложить молодежи, ищущей свое призвание, альтернативную ролевую модель поведения и образа мыслей, одновременно глубоко народную и достаточно свободную, если не сказать "либеральную".
Представьте молодого человека, романтического по самые уши, сто раз разочарованного, но, в отличие от онегиных, не оторванного от русского корня, а в момент тяжелого личного кризиса черпающего опору в глубоком знании истории России — и места своего рода в этой истории. Человека, персональное спасение которого — честно служить Отчизне, как отцы и деды служили, и тем были счастливы. У нас такой модели на тот момент просто не было. И все попытки выстроить ее впоследствии смотрелись бледно: как правило, "человек действия" выполнял в беллетристике задачу оттенять "лишнего человека", которого наши классики выписывали с отменным знанием предмета и плохо скрываемым почти садистским наслаждением. И по факту Обломов, тонкая натура, умница и добряк, выходил неизмеримо глубже Штольца. А потрясающий по жизненной силе и русскому духу образ бабушки в "Обрыве" Гончарова служить кому-то примером не мог в силу своей подчеркнутой архаичности. Попытки вытянуть "лишнего" из тени к свету через христианство у Достоевского и Толстого тоже выглядели не очень: религия имеет тенденцию, спасая надломленного человека, поглощать его, и где-то на горизонте соблазнительно маячит монастырь.
Пушкин, и по характеру своего таланта, и по самой своей натуре, по взгляду на человека, по огромной вере в человека и созидательное начало в нем — сумел бы выписать нового героя правдиво и достоверно. И за этим героем потянулись бы молодые люди.
Как тянутся сейчас за живыми, непридуманными русскими героями, которых рождает новейшая история. Только давайте помнить, что основа наших убеждений, залог нашего выбора — многовековой культурный слой, в который со всей силой вложился и Пушкин. Иначе мы были бы совсем другими.
А скорее всего, нас бы просто не было.
"Пушкин умер в полном развитии своих сил и бесспорно унес с собою в гроб некоторую великую тайну, — говорил Достоевский. — И вот мы теперь без него эту тайну разгадываем".
Я разгадываю — вот так.
