О жизни, гибели и посмертных бюрократических мытарствах ЛуганскИнформЦентру рассказывает Светлана Баглия — мать павшего воина, луганчанина Сергея Ольшанского.
КОРЕННОЙ ЛУГАНЧАНИН
Сергей родился в Луганске в простой рабочей семье в 1984 году. Любил читать. Писал очень чисто, аккуратно. Не любил, когда не были поставлены запятые или допущены какие-то ошибки. Учился в школе с математическим уклоном. Принимал активное участие в жизни школы, в том числе — в спортивных межшкольных районных и городских соревнования по футболу, был еще и бессменным ведущим школьных праздников и мероприятий. После школы поступил в училище на специальность водитель-автослесарь, а заочно — в машинститут. В 2003 начал путь индивидуального предпринимателя, а в 2009 женится.
РУССКАЯ ВЕСНА
Сережа был из числа тех людей, которые проводили референдум в ЛНР. И это уже говорит о том, что он был на стороне Русской весны.
По прошествии некоторого времени он исчез из поля моего зрения. Я ему звонила очень много и очень часто, но абонент был вне зоны. Я очень переживала, где он. Потом он сам мне позвонил и сказал, мол, я, мама, нахожусь в Алчевске. Я там работаю. То есть он скрыл от меня, что ушел в бригаду «Призрак». Когда я у него спросила, зачем он устроился именно в Алчевске на работу, то сын ответил мне, дескать, там больше платят. Он это сделал, не посоветовавшись и не предупредив никого из близких.
Когда он приезжал, всегда говорил, что у него все хорошо, все нормально. Ни разу не сказал о том, что там временами не платят, и никогда не попросил у меня ни копеечки денег.
НА ВОЙНЕ КАК НА ВОЙНЕ
Он никогда не жаловался, никогда ничего не рассказывал. Не потому, что ему нечего было рассказать, а потому что он не хотел, чтобы я переживала. Но были некоторые рассказы от его ребят, что он, когда еще освобождали Дебальцево и там было серьезное сражение, а нужно было взять интервью (он тогда работал в пресс-службе Народной милиции) — и под обстрелами он сделал это. И все близкие друзья, которые остались в живых на сегодняшний день, всегда говорили, что на него можно было положиться, что он любое задание исполнит.
У нас в Телеграм даже есть группа, названная его позывным «Камброд». И вот там ребята пишут, что всегда, когда он работал, когда он снимал, когда он брал интервью, всегда просил: «Меня не снимайте! Только тех, кто должен быть в кадре».
Никогда не рассказывал, как там тяжело, а всегда говорил, мол, мама не переживай, у меня даже автомата нет. Я говорю: «Как это нет автомата?» Он лишь смеялся, дескать, мне его не дали, чтобы я кого-нибудь не застрелил. Хотя я прекрасно понимала, что оружие у него есть. Я перенесла инфаркты, и он старался, чтобы я сильно не переживала и не волновалась. Он меня этим успокаивал.
СПЕЦИАЛЬНАЯ ВОЕННАЯ ОПЕРАЦИЯ
Сергей не поставил никого в известность, что уходит на СВО. Он это сделал самостоятельно, просто предупредил нас перед самим отъездом. Если честно, я его очень просила, чтобы он не поступал так. Он с улыбкой, с таким очень добрым лицом сказал: «Я уже свой выбор сделал». Я говорю: «Сыночек, но там же могут убить, там же убивают!». Он говорит: «Мам, ну и что? Зато займу свое место там». И мы его отправили на СВО.
ДРОН-КАМИКАДЗЕ
Мы встретились с его напарником, который был ранен в том бою. Они были вдвоем с Сережей. Они возвращались уже с позиции, шли назад. Время было такое сумеречное. И тут, к сожалению, случилась атака дрона-камикадзе, и этот дрон разорвался ближе к Сереже. Этот мальчик сказал, что смерть моего сына была мгновенной. К сожалению, его не могли спасти, потому что очень много было ран от этого разорвавшегося дрона. Поэтому спасти его было невозможно.
РУТИННОЕ НАГРАЖДЕНИЕ
После его гибели мне сообщили из его дивизиона, что Сережа награжден Орденом Мужества.
Я поехала в военкомат. Мне нужно было узнать, как это все будет происходить. На посту я сказала, по какому вопросу пришла. В ответ мне велели подождать, и буквально через несколько минут дежурный выходит ко мне с коробочкой и говорит: «Вот, пожалуйста, награда. Только вам нужно подписать некоторые бумаги». Я ему отвечаю: «Не буду сейчас получать. Что это такое? Я хочу, чтобы семья присутствовала. Ну, это же не просто так — коробочку отдали». Он говорит, мол, а ну тогда вам нужно прийти в другое время.
Через несколько дней мне опять позвонили из военкомата и сказали, чтобы мы пришли получить орден моего сына. Мы пришли с семьей младшего сына. Отца не отпустили со службы. Вышел представитель военкомата, дал бумаги какие-то — нужно было подписать по поводу выплаты за орден. В бумагах они наделали кучу ошибок, неправильно написали звание, переписали все это, положили нам орден на стол, мы его взяли, повернулись и ушли. Это, конечно, было, мягко сказать, ужасно. Думаю, не только мой сын, но и другие родители, скорее всего, тоже так получали.
АЛЛЕЯ ГЕРОЕВ
Задумалась, как мне память сына увековечить, чтобы он долго оставался в памяти не только моей семьи. Подумала, нужно на фасад школы повесить памятную табличку. В школе нас встретили хорошо, но в этом вопросе нам сразу отказали, мотивируя тем, что погиб не только мой сын — много ребят со школы погибло. Но когда я зашла в эту школу в Каменнобродском районе, там не было даже стены памяти. Это говорит о том, что учащиеся этой школы даже не знают, что у нас идет СВО, что гибнут такие же молодые ребята.
Я готова такую стену памяти всех ребят сделать за свои деньги. Когда меня спрашивали, за чей счет это будет, я ответила, что за мой. Когда я через некоторое время приехала к директору, то она мне сказала, мол, мы проводили собрание, рассказали детям, вот мы соберем макулатуру, сдадим ее. А причем здесь макулатура? Ведь согласитесь, для того, чтобы стенд сделать, буквально два дня нужно. Например, я была в 26-м училище, где учился мой сын. Так там не только стена погибших есть, там есть стена принимавших участие, там есть стена памяти «афганцев».
И тогда я подумала, значит не только моего сына могут забыть. Но могут забыть очень большое количество павших ребят. Есть же такие родители, которые воспитывали сыновей одни. А есть и такие мамочки, которые ушли вслед за своими сыновьями, которых уже нет в живых. И вспомнить о них некому.
Смотрю — у нас отреставрировали Парк пограничников. Это замечательно, это хорошо, это правильно. У нас есть Аллея чернобыльцев — это тоже замечательно. Недавно отреставрировали Аллею молодоженов. Но когда я ходила по инстанциям, то некоторые мне сказали, мол, это сейчас не время. Но я не понимаю: значит с СВО-шникам «не время», а молодоженам очень вовремя?! И, знаете, мне было ужасно больно и обидно, когда мне сказали, дескать, ну вам же на Кировском кладбище выделили Аллею славы. Затем мы сыном составили письмо мэру города, я записалась на прием, но меня до сих пор не пригласили. Вы знаете, я думаю, наверное, и не пригласят.
Но ребят забывать нельзя, они делали великое дело. Вообще они герои.
РОДИТЕЛЬСКИЕ МЫТАРСТВА
Я хотела бы вам рассказать, через что проходят семьи погибших с самого начала получения документов об увольнении погибших служащих. Вот лично я разговаривала с одной вдовой, так она до сих пор не может получить какие-то выплаты, уже целый год. В моих документах, когда Сережу увольняли со службы, были допущены такие ошибки — писали, что у него две мамы, был неправильно написан номер карты ПСБ.
До сих пор я как мама погибшего из-за этих неточностей не могу получить его недополученную заработную плату. И сколько таких родителей. Когда оформляла страховые выплаты его, мне в глаза сказали, мол, я вашего сына туда не посылал. И вы знаете, я вам честно скажу, не я одна такая.
Я не за себя жалуюсь. Просто рассказываю, с какими трудностями сталкиваются семьи погибших. Знаете, не прочитав, не посмотрев документы, просто отправляют вас по инстанциям, хотя Сережины документы были в городском военкомате, а я прописана в Славяносербском районе. Меня отправили туда, хотя документы — вот здесь.
Приходишь на прием — рабочий день до пяти, приходишь в 12, в час, а тебе так просто говорят, мол, приезжайте завтра. Такое впечатление, что я тут за два метра живу. Я уже получила статус члена семьи погибшего. Но на моих глазах женщина, бабушка сидела в Пенсионном фонде (Соцфонде — прим. ЛИЦ), плакала и говорила: «Ну скажите, куда мне идти, в какой кабинет? Я была там, меня отправили, идите туда, идите сюда!». Но так не должно быть. Не надо перед нами падать на колени и говорить, дескать, вот вам все двери открыты. Просто нужно как-то немножечко по-другому, человечней, ведь такие люди перенесли ужасную трагедию.
